В России создается история, выгодная властям.
К середине 70-х годов студентом я пристрастился к самиздату. Найти в нашем городе запретную литературу было нелегко – КГБ отслеживал и задерживал, но когда что-то перепадало, то прочитывал за ночь. Особенно книги с изложением той истории, которая была под запретом КПСС и КГБ. В 80-х годах стало чуть лучше – больше появилось технических возможностей, а не только четвертой или пятой копии, почти «слепой» от частого использования копирки. Каждая прочитанная книга была личным подвигом и ударом по советской идеологии, которой пичкали советского человека уже в нескольких поколениях. В начале 90-х годов архивы приоткрыли, теперь Путин их вновь закрыл.
В начале апреля Владимир Путин на встрече с руководителем Росархива Андреем Артизовым заявил о переподчинении этого ведомства непосредственно президенту России, лишив министерство культуры этой структуры. «В связи с тем, что материалы, которыми вы располагаете, представляют для государства особую ценность, принято решение о переподчинении Росархива непосредственно президенту», – сказал Путин. Глава Росархива в ответ решил прихвастнуть: «Мы тоже великая архивная держава. 500 миллионов дел, это состав архивного фонда России. Это такой информационный ресурс, которому могут позавидовать огромное количество государств мира».
Одно только не сказал Артизов – в США и других «архивных державах» документы не прячут от исследователей, как в России, и находятся они в открытом доступе, как, например, в Грузии. Или в других странах, где архивы находятся в разных государственных структурах, но никогда – при администрации президента или премьер-министра. Решение Путина прибрать к рукам архивы свидетельствует только о том, что теперь реальная российская история будет недоступна, поскольку последние 16 лет создается другая история, нужная и выгодная Путину.
Когда-то тысячи советских историков все годы строительства коммунизма занимались тем, что писали хвалебные статьи и книги о ведущей роли КПСС и великих вождях. Другой род их деятельности состоял в опровержении фальсификаций буржуазных домыслов, иначе – разъясняли советскому народу, что на Западе неправильно понимают развитие СССР. Было это делом совершенно бесполезным, поскольку советские люди не могли читать «домыслы» западной прессы – она была им просто недоступна, никому не нужны были и опровержения советских историков. Но поскольку все было подчинено идеологии, а не науке, то историки писали, получали зарплаты и даже премии, и только для удовлетворения идеологических амбиций коммунистических начальников.
Историческая наука была частью идеологии: во-первых, названия научных журналов хотя и были узкопрофильными, но поражали своими названиями – «Советская археология» или «Советская этнография». Но это на первый взгляд, на самом деле, так все и было: в начале каждой научной статьи или научной книги была страница, а то и с десяток – о том, что по этому поводу думал Ленин, Сталин, потом Хрущев или Брежнев. Если они вообще ничего не говорили о керамике эпохи бронзы или мегалитических сооружениях, то слово «история» же произносили хотя бы один раз, вот их и цитировали.