О памятнике Ивану Грозному и другим «деятелям».
От мемориальной доски Карлу Густаву Маннергейму, блестящему русскому генералу и спасителю Финляндии от сталинской оккупации, в Петербурге не осталось и следа.
Но мы же не будем винить в этом анахроничную, цепляющуюся за сталинизм власть, правда?
Власть как раз освятила открытие этой мемориальной доски — по своим соображениям, разумеется, но освятила. Власть не просто разрешила ее установить, она ее и защищала, на открытие приезжали Иванов с Мединским — и ничего. Общество выступало резко против этой доски — и победило.
Я, кстати, не исключаю, что общество будет выступать и против открывающегося сегодня — как бы вместо снятой доски — памятника Ивану Грозному. Но это общество — оно проиграет, потому что будет представлять взгляды хлипкого, гонимого и презираемого меньшинства — от интеллигентиков до гомосексуалистов с евреями посередине.
А против Маннергейма восстало агрессивно-послушное большинство, которое в России пока что побеждало целое столетие. И, думаю, еще долго будет побеждать — по крайней мере в нынешних границах того, что осталось от империи.
Вот, кстати, когда Юрий Николаевич Афанасьев говорил об этом самом агрессивно-послушном большинстве на Cъезде народных депутатов СССР — он точно имел в виду только депутатов?
А как насчет их избирателей? Ведь избиратели — они же были. И голосовали в конце 80-х за партийных секретарей и ударников отнюдь не только из страха. А еще и из солидарности. Из веры. Из понимания.
Я вполне допускаю, что в добольшевистской России была куда более сложная политическая и социальная структура, — это показывают хотя бы результаты выборов в тогдашнюю Государственную Думу и, конечно же, в Учредительное собрание. Но потом была Гражданская война.
И в этой Гражданской войне были победители. Это ведь не Ленин с Троцким махали шашками. Это ведь не Сталин с Ворошиловым водили бронепоезда. Это ведь не Крупская с Арманд воспринимали красноармейцев как своих родных. Это было оно — агрессивно-послушное большинство.
Россия оказалась первой страной континента, в которой установилась власть черни, боящейся власти и одновременно диктующей власти свои законы подлости. Потом такая же власть черни установится в фашистской Италии, в нацистской Германии — с одним только отличием.
Эти страны проиграли войну демократиям. А Советский Союз выиграл войну совместно с демократиями. И при этом все десятилетия его существования не прекращалась гражданская война между чернью и остатками здравого смысла.
ГУЛАГ стал просто самой яркой иллюстрацией этой войны. Но Сталин, Ягода, Ежов, Берия и другие только подписывали. Убивали — другие. Калечили — другие. Охраняли — другие. Писали доносы — другие. Верили — другие. Не хотели ничего знать — другие. Другие отбирали хлеб у украинских крестьян. Другие расстреливали польских офицеров. Другие радовались гибели Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, жаждали победы над Финляндией. Это их остановил Маннергейм — за что им его любить? Они могут его только ненавидеть.
Сейчас, когда открыты многие архивы, уже ясно, что это были не только страх и пропаганда — это были убеждения. Тысячи возмущенных писем в ЦК и «Правду» из-за прекращения «дела врачей» и освобождения невинных — это ведь не от страха, не от желания выслужиться и поддержать линию партии. Нет, агрессивно-послушное большинство поддерживало линию партии только тогда, когда эта линия была откровенно людоедской. Его бесила даже попытка остановить кровь.
Именно поэтому в «народной памяти» — именно памяти, а не в пропаганде — Хрущев остался простачком-«кукурузником». Но его презирали не за кукурузу — как и сейчас презирают отнюдь не за то, что он «подарил» кому-то там Крым. Его презирают и ненавидят за то, что он посмел отнять Сталина. Что он поднял руку на святое. Потому что Сталин — это и была Россия, победившая в Гражданской и спасшаяся победой во Второй мировой.
И образ алкоголика Ельцина в «народной памяти» — именно в памяти, не пропаганде — это образ несостоявшихся надежд. Потому что верившие в Ельцина «простые люди» видели в нем альтернативу хлюпику Горбачеву с его «перестройкой», «новым мышлением» и прочими беспомощными выкрутасами.
Видели царя, плюющего в рожу боярам, — одному такому сегодня открывают памятник в Орле. А царь оказался не страшным, и даже когда он хмурил брови, никто ему уже не верил.
Отсюда — Путин. Агрессивно-послушное большинство любит его не за возвращение Крыма, а за возвращение Сталина. За то, что Россию опять боятся. За то, что страх становится нормой. За уравнивающую всех бедность — богатство власти не в счет, на то она и власть, как и преуспевание Москвы не в счет, на то она и Москва, за то мы ее и ненавидим всей Россией.
Если он начнет не только пугать, но и сажать, а еще лучше — стрелять, народная любовь ему обеспечена. Деды воевали именно за это. Не те, которые обороняли страну от Гитлера. А те, которые напали на страну вместе с Лениным. И Сталиным.
Он, скорее всего, не начнет. Не успеет просто. Сгинет — и следа не останется, как от доски Маннергейму. А агрессивно-послушное большинство останется. Победившее большинство.