Переход от бедности к процветанию невозможен за счет имперского прошлого.
Я давно обратил внимание на уникальный парадокс: чем меньше природные ресурсы страны (а зачастую — чем меньше сама страна), тем лучше в ней живут люди. А вот империи, «где никогда не заходит солнце» и где ресурсов — хоть попой жуй, во-первых, плодят нищету, а во-вторых – рано или поздно разваливаются. Есть, конечно, исключения, но они очень редкие. И возникают только в том случае, когда граждан ценят больше, чем само государство — это раз. И там, где национальное богатство добывают не столько из природных ресурсов, сколько из голов этих самых граждан — это два.
Обратите внимание: пресловутый «золотой миллиард» обязан своим «золотом» не столько сверхэксплуатации, как считал Маркс, и не столько природным ресурсам, которых там гораздо меньше среднемировых, а почти исключительно — интеллекту и порожденным им либерально-демократическим законам, пестуемым длительной политической эволюцией. Очень яркий пример — Британия. Пока над империей «не заходило солнце», там плохо жилось не только колониям, но и метрополии — читайте Чарльза Диккенса. Когда же империя рухнула и жители туманного Альбиона хорошо пораскинули умом — закрыли шахты и сталелитейные заводы, тянувшие их в «светлое индустриальное прошлое», то поняли, что тонна угля или стали стоит столько же, сколько один компьютер. И тогда уровень жизни островитян не просто скакнул вверх – Лондон стал самой привлекательной столицей мира.
Почему так? Потому что экономику можно строить двумя путями: как ресурсорасточительную или же ресурсосберегающую — сберегающую умами строителей. Потому что экономические модели, ориентированные на монопольный приоритет государства и чрезмерное потребление ресурсов, давно устарели. Новые экономические модели ориентированы не на уголь и сталь, не на гигантские корпорации и монополию, а на чипы, девайсы, гаджеты, стартапы и, главное, — серое вещество, то есть на креативность, творческое начало, инициативу и ум работников. Так, во всяком случае, работает Силиконовая долина в США. Та же абсолютно безресурсная Швейцария не производит атомные электростанции или ракеты, но на швейцарских часах зарабатывает больше, чем Россия на угле. Я побывал там на часовой фирме, где работает несколько десятков человек, но их сверхдорогостоящий продукт покупают в 150 странах мира. Вот почему Швейцария, Сингапур, Лихтенштейн, а не Россия — главные ориентиры для развивающихся стран.
Скажу больше: экономические теории прошлого безнадежно устарели. Они рождались в совершенно иных условиях и не учитывали такие нынешние реалии как высочайшая гибкость и маневренность, грандиозная наукоемкость, высокая доля нематериальной экономики и сферы обслуживания, big data, интернет и т.д. Я уж не говорю о том, что в погоне за прибылью бесконтрольное расходование природных ресурсов в необузданных объемах ведет к быстрому истощению планеты, систематическим кризисам и необратимым негативным последствиям для человечества в целом.
Сегодня переход от бедности к процветанию не может осуществляться за счет алгоритмов имперского прошлого — только в результате принципиально новых экономических подходов и моделей. Потому и все продвинутые экономисты и эксперты сегодня говорят о новых «прорывных идеях», «подрывных инновациях», радикальных изменениях в сфере технологий, создании новых рынков и услуг. То есть — об экономических моделях, когда ничтожные расходы ресурсов будут иметь глобальные воздействия, и когда чипы размером с булавочную головку придут на смену вычислительным машинам размером с большую комнату. Естественно, огромные корпорации и целые государства будут этому бешено сопротивляться, как отдельный человек сопротивляется смерти: новации смертельны для монстров – они первыми погибают. Не без оснований бывший исполнительный директор Всемирного банка Наим Мойзес писал о проведенном в 2010 году исследовании, которое выявило, что за 20 лет вероятность «корпоративного краха» возросла более чем в 4 раза – с 20 до 82%.
Фактически, речь идет не столько о смене экономической модели роста, сколько – способа мышления, необходимости ухода от господства существующей логики, создании новых экономических доктрин, в разы превышающих темпы роста развивающихся экономик. Кстати, уже предложено множество моделей такого рода экономической перестройки – и одну из первых использовала уже упомянутая Британия, вовремя отказавшаяся от производства угля и стали.
Я не экономист, и в мою задачу не входит анализ новых экономических моделей и механизмов — пусть этим занимаются эксперты, если у нас они еще существуют. Но мне ясны главные принципы, которым должны следовать эти модели и механизмы. Это — вынесенная в заголовок опора на самый рентабельный продукт — интеллектуальный. То есть аналитические центры, концентрация умов, интеллектуализация бизнеса, стартапы, мощная мотивация к труду, мозговой штурм, гибкое управление, замена невозобновляемых ресурсов возобновляемыми, равновесие между материальным и духовным в экономике, внутренние инвестиции в стратегические инновации, положительная обратная связь между всеми элементами хозяйствования, благоприятная политическая и законотворческая среда… Главное, как я уже сказал, — свобода малого предпринимательства, высочайшая креативность и «подрывные» инновации в сфере технологий, создающие новые рынки благодаря реализации не существовавшего ранее спроса. Но никак не конкуренция на насыщенных, но малоприбыльных рынках.