Когда вертолёт, уже второй за день, приземлился на полигоне в Широком Лану, в расположении 53-й механизированной бригады, высыпавшиеся из вертушки генералы увидели президента, который бегал между стоящими в грязных лужах дырявыми палатками
Его костюм бог знает какой стоимости был заляпан грязью, а разбухшие паркетные туфли сопровождали каждый шаг свирепым чавканьем. Президента трясло, но не от холода.
— Так, пане Головнокомандувач! Ні, пане Головнокомандувач! — с дурацким бравым, но при этом совершенно убитым видом пытался невпопад реагировать на президентские междометия какой-то полковник.
Поодаль выстроились бойцы, с интересом наблюдая за происходящим. Они выглядели так, будто не в начале декабря снялись с передка, а только вышли из тяжёлого боя, грязные и уставшие. Когда президент вышел перед строем, они подтянулись, пытаясь изобразить команду «смирно».
Президент набрал в лёгкие воздуха, но в горле стоял ком, и он едва выдавил:
— Извините.
Стоящие сзади не расслышали и начали толкать стоящих впереди: дескать, что он сказал? И вдоль строя ещё раз прошелестело: «Извините, говорит».
— Та шо там, вибачаєм, пане президент, — пожал плечами солдат в первом ряду, на вид лет шестидесяти.
— Давайте, може, ноги погрієте? — и показал на президентские штиблеты.
Многих из начальства в этот же день арестовали. Один из тыловиков при больших звёздах застрелился, а командира бригады едва спасли от того, чтобы его не застрелил распалившийся генштабовский чин.