Ошибки, развалившие СССР, вновь повторяются

Экономисты мировых банков ничего не знают о процентных ставках.

Когда я рос в СССР, в нашем продуктовом магазине было два вида сахара: дешевый, по 96 копеек за килограмм, и дорогой – по рублю и четыре копейки. Я ясно помню эти цены, потому что они не менялись лет десять. Цены определялись не соотношением предложения сахара и спроса на него, а бюрократом (который, возможно, даже был экономистом) за тысячи миль отсюда. Если бы все российские домохозяйки (и домохозяева) решили питаться исключительно яблочными пирогами и начали печь их трижды в день, спрос на сахар взлетел бы, но цены все равно остались бы на прежнем уровне. Это привело бы к дефициту сахара – весьма распространенному явлению в советскую эру.

В капиталистической экономике невидимая рука играет весьма важную, но недооцененную роль: она является сигнальным инструментом, помогающим сбалансировать спрос и предложение. Высокий спрос ведет к росту цен, давая сигнал производителям, что они смогут заработать больше, если будут производить дополнительные товары. Увеличение предложения, в свою очередь, ведет к снижению цен, в результате чего устанавливается новая равновесная точка. Именно так ежедневно устанавливаются цены на миллионы товаров по всему миру – в рыночных экономиках, разумеется.

В плановой экономике Советского Союза цены на товары не имели ничего общего со спросом и предложением – они использовались как политический инструмент. Это одна из причин краха советской экономики – чтобы принимать разумные решения, вам нужны реальные данные, и, если цены не несут в себе никакой информации, принимать хорошие бизнес-решения очень сложно.

Когда в 1991 году я уехал из России, я думал, что мне больше никогда не придется сталкиваться с плановой экономикой. Я ошибался. За последнее десятилетие наша мировая экономика начала превращаться в нечто подобное, так как экономисты, руководящие центральными банками, из самых благих побуждений принялись устанавливать цены на самый важный товар в мире: деньги. Процентные ставки – это цена денег, и они должны определяться ежедневными решениями миллиардов людей, а также корпораций и государств. Сегодняшние же процентные ставки, как и цена на сахар в Советском Союзе, не имеют ничего общего со спросом и предложением (а, значит, не имеют и сигнального значения).

К примеру, если бы Федеральный резерв не приобрел больше $2 трлн в конце 2014 года, когда государственный долг США перешел отметку в $17 трлн, процентные ставки могли бы вырасти, бюджетный дефицит увеличился бы и политиками пришлось бы начать сокращать государственные расходы. Но произошло прямо противоположное: чем больше рос долг, тем ниже становилась стоимость займов.

Последствия того, что цену денег определяют экономисты, полные добрых намерений, но не имеющие достаточных знаний, разнообразны: от инфляции цен на активы до побуждения компаний тратить деньги на проекты, которые того не стоят. Но всю глубину последствий такого планового подхода мы даже не в состоянии себе представить.

Количественное смягчение: эти два кажущихся безобидными слова исказили ДНК мировой экономики. Процентные ставки оказывают значительное влияние на обменный курс. Количественное смягчение США и ЕС привело к тому, что в январе 2015 года курс франка за день взлетел на 15%, и швейцарская экономика с тех пор так и не выровнялась.

Американцы не доверяют своим политикам. Мы ожидаем от них коррумпированности. Мы не восхищаемся нашими лидерами (разве что мертвыми). Американская Конституция полна противовесов, которая гарантирует, что одуревший от власти политик не может нанести стране серьезного ущерба.

К сожалению, нам не хватает того же здорового скептицизма по отношению к банкирам и экономистам. Возможно, нас восхищают их докторские степени. Или все дело в том, что они кажутся очень умными и одновременно вызывают у нас ощущение, что мы тупее, чем тостер. Какими бы ни были причины этого, мы верим, что они обладают некими сверхспособностями к предвидению, словно супергерои из комиксов студии Марвел.

Даже сам Уоррен Баффет, Оракул Омахи, признал, что не знает, к чему приведет эксперимент с количественным смягчением. И, если вы думаете, что это знают аналитики центробанков, вы очень ошибаетесь.

Точно так же, как полный добрых намерений экономист в СССР не знал правильной цены на сахар, экономисты наших мировых центральных банков, несмотря на все свои добрые побуждения, не знают, какими должны быть процентные ставки. Более того, они попросту не в состоянии предсказать последствия своих действий.

Источник