Изменения возможны лишь после осознания Путиным реальных рисков.
Ночной разговор лидеров стран — участниц «нормандского формата» — отнюдь не доказательство того, что Минский процесс продолжается и его участники пытаются найти компромисс. Это, скорее, доказательство постепенной утраты интереса. Встречи на высшем уровне заменены телефонными переговорами, конкретные консультации «живьём» проводят только главы внешнеполитических ведомств. И не могут ни о чем договориться — просто потому, что министры иностранных дел не заменяют президентов. Сергей Лавров, которого Владимир Путин направляет на такие переговоры, прекрасно понимает, что российский президент не собирается уходить с Донбасса. Что его задача — не договориться с коллегами, а обмануть коллег. А если не все коллеги хотят обманываться?
Нечто схожее происходит и во время ночного разговора. Пресс-служба украинского президента утверждает, что его участники обсуждали вопрос о полицейской миссии ОБСЕ. Это давняя идея украинской стороны, суть которой — в замене российских войск и их наёмников на оккупированных территориях международным миротворческим контингентом с полицейскими функциями. Именно такой контингент мог бы обеспечить контроль над полным прекращением огня, проведение настоящей предвыборной кампании и местных выборов.
Российская сторона — по крайней мере, по тому сообщению, которое опубликовано на сайте Кремля — не полемизирует с этой позицией. Но Путин говорит о «повышении эффективности деятельности в зоне конфликта Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ путем придания ей дополнительных полномочий». Специальная мониторинговая миссия — это, конечно, не полицейская миссия. Ни о каком её вооружении речи не идёт. Что такое дополнительные полномочия такой миссии — знают только Путин и Лавров.
Поэтому трудно не согласиться с Ольгой Айвазовской, обращающей внимание на разночтения в позициях Москвы и Киева. Эксперт Минской группы хочет дождаться коммюнике Берлина и Парижа, но я не очень верю, что это прояснит ситуацию. Не прояснит просто потому, что даже если Запад согласится с украинской позицией, это не изменит подходов Путина. А если Запад поддержит идею об «эффективности мониторинговой миссии», это не даст возможности приблизиться к выборам. Настоящую российскую позицию выразил не Путин, а Захарченко, пообещавший, что не даст «оккупировать ДНР» под предлогом выборов и атакует любую вооруженную миссию. О каком урегулировании может идти речь, если оккупанты сохраняют во главе администрации «ДНР» агрессивного безумца?
Сдвиги начнутся только после того, как Путин окажется по-настоящему заинтересован в отмене санкций и нормализации отношений с Западом и будет готов пожертвовать оккупированными территориями ради этой нормализации. Российская экономика ещё недостаточно обвалилась для такого кардинального сдвига — а если санкции будут ослаблены, её обвала придётся ожидать ещё дольше. Но урегулирование на Донбассе нельзя обменять на здравый смысл, его можно обменять только на реальные риски для путинского режима.
А до возникновения — и осознания самим Путиным — таких рисков участникам «нормандского формата» останутся разве что ночные разговоры.