Современная Россия напоминает «брежневский» СССР.
В то время как в России начались нелепые праймериз «Единой России», вызвавшие сатирические комментарии наблюдателей и обычных граждан, даже сторонников Путина – как-то так сложилось, что у россиян Путин – хороший, а «Единая Россия» – партия жуликов, в другой бывшей советской республике – Таджикистане – под праздничную музыку прошел референдум, который фактически позволит нынешнему президенту страны Эмомали Рахмону не только править вечно, но и передать власть своему сыну.
Для этого из таджикской Конституции были убраны статьи, не дающие одному и тому же человеку права возможности баллотироваться на пост президента до бесконечности, а заодно и снижен возраст претендента на пост главы государства.
Оба события – декорация чистой воды. Дело даже не в том, что имена будущих депутатов Государственной Думы назовут вовсе не участники праймериз, а в том, что эти самые депутаты не имеют ровно никакого влияния на принятие принципиальных решений, определяющих будущее России. Эти решения принимаются президентом Путиным и представителями его ближайшего окружения, но не депутатами. Таджикские избиратели тоже мало влияли на результаты референдума. В их стране давно уже все происходит по желанию президентской семьи. Власть на постсоветском пространстве прочно законсервирована.
И в этом смысле современная Россия и ее сателлиты удивительным образом напоминают брежневский Советский Союз. Тогда было ясно не только то, что «дорогой Леонид Ильич», к концу жизни окончательно потерявший понимание того, где он находится, может быть вынесен из своего кабинета только вперед ногами. Но и то, что первые секретари республиканских компартий будут феодальничать в своих вотчинах до кончины Леонида Ильича. Так, собственно, и произошло. Так происходит и сейчас.
При этом не имеет никакого значения, каким образом пришел к власти тот или иной феодал. Владимир Путин получил власть из рук своего предшественника Бориса Ельцина. Александр Лукашенко победил на первых (и, как оказалось, последних) демократических выборах в Беларуси. Нурсултан Назарбаев и Ислам Каримов были руководителями республиканских компартий и в этом качестве сохранили власть в новых независимых государствах. А Эмомали Рахмон был одним из лидеров клана, при поддержке Москвы и Ташкента, победившего в гражданской войне в Таджикистане. Но при этом стремление законсервировать власть и у первых секретарей, и у бывших председателей совхозов, и у везунчика-чекиста совершенно идентичное. И системы власти, несмотря на всю географическую удаленность Беларуси от Таджикистана, очень похожие и очень советские. Потому что в их основе – не выборы, а аккламация, то есть условное одобрение населением права феодала на вечное правление. И еще одна объединяющая все эти режимы черта – страх. Страх перед улицей, которая сметет коррумпированную камарилью. Перед улицей, которую, разумеется, будет финансировать госдепартамент.
Из этой системы худо-бедно выбрались только несколько бывших советских республик. Это Украина, где несколько раз происходила передача власти и дважды – народные восстания против попыток ее узурпации. Молдова, которая стала довольно неустойчивой парламентской республикой. Грузия, в которой уже не раз переходила власть от одной политической силы к другой. И отчасти Армения, где есть и признаки аккламации, и признаки политической борьбы. Причем в соседних с этими государствами вотчинами «вечных» президентов такая конкурентность воспринимается – и подается населению – как признак нестабильности и упадка. Нурсултан Назарбаев, обратившийся к подданным накануне разгона его полицией многотысячных стихийных митингов противников изменения норм продажи земли так прямо и пообещал гражданам не допустить в Казахстане Украины.
Ну хорошо, допустим с помощью силовых структур и репрессий Назарбаев, Путин, Лукашенко и иже с ними не допустят в своих владениях Украины. А что допустят?
Многие руководители бывших советских республик – уже немолодые люди. При этом государственная машина построена исключительно на их авторитете и влиянии. В Казахстане не было другого президента, кроме Назарбаева. В Узбекистане – никого, кроме Каримова. В Таджикистане, по большому счету, до Рахмона тоже не было устойчивого государства. Замечу, что вы не сможете обсудить с политиками или журналистами из этих стран простой вопрос «что будет после» – потому что ответа на него не знает никто. Даже сами Назарбаев с Каримовым тоже не знают. И если это – стабильность, то я хотел бы знать, что такое нестабильность.
Другая проблема – практически полная неэффективность управленческого аппарата, я бы даже сказал – его паралич. Номенклатура, как и при Брежневе, живет по простым правилам и не представляет, как действовать, если меняются условия игры. Путинская Россия – типичное «петрогосударство» и снижение нефтяных цен продемонстрировало, что за ее показной мощью и социальными стандартами таилась глупость и пустота. Лукашенковская Беларусь привыкла жить за счет российских дотаций. И сокращение этих дотаций заставляет «батьку» маневрировать в сторону Запада – но осторожно, чтобы не спугнуть спонсора и не пробудить население. Поэтому у такого маневра очень немного перспектив. А главное – экономика Беларуси не приспособлена к жизни в конкурентном мире.
Постсоветское пространство находится на пороге самого разрушительного кризиса в своей истории после краха СССР. Этот кризис переформатирует не только режимы, но и государственные границы, станет причиной клановых схваток и гражданских войн, вовлечет в свою воронку сотни тысяч, если не миллионы людей. И причина этого кризиса – установившаяся после краха СССР феодальная «стабильность», оказавшаяся возвращением в брежневский застой.
Причем поразительно, что люди, формировавшие этот новый застой, не учли уроков недавнего прошлого. Брежневский Советский Союз тоже казался и его руководителям, и его жителям вечным. Все понимали, что какие-либо перемены возможны только после кончины генерального секретаря и смены власти. Но в результате полной политической инфантильности к этим переменам оказалось не готово ни большинство советских жителей, ни постсоветские элиты. Самым лучшим выходом оказалось возвращение в политическое прошлое – правда, уже с элементами рыночной экономики, позволившими номенклатуре сказочно обогатиться.
И теперь – как и тогда – смена власти возможна только в случае «безвременной кончины» правителя или в результате глобальной дестабилизации структур управления. И в том, и в другом случае начнется хаос и развал. Никакого украинского, молдавского или грузинского варианта не будет просто потому, что во всех трех странах, избавившихся от советской системы управления, была конкурентная среда и оппозиция могла взять на себя ответственность за будущее страны не только на улице, но и в парламенте. В других бывших советских республиках парламентской оппозиции нет и не предвидится. И в случае краха режима улица будет править, не ограничивая себя ничем.
Правители понимают это – потому так и страшатся «Майданов». Но вместо того, чтобы попробовать хотя бы имитировать в своих странах конкурентную политическую среду, вместо того, чтобы поддержать тех, кто мог бы обеспечить сменяемость власти в случае народных выступлений, вместо того, чтобы предотвратить крах и хаос, они только крепче закручивают гайки, даже не подозревая, что это закручивание является одним из верных признаков приближающегося конца.
Рано или поздно резьбу сорвет.