Меня сложно обвинить в зрадофилии.
Евромайдан мы сами назвали Революций Достоинства. Потому что главным требованием тех, кто тогда вышли был не хлеб, а достоинство и справедливость. Во всех смыслах этих слов, а не только в виде графиков, отчетов и выступлений о надоях молока и урожае зерновых.
Сегодня, читая эти отчеты о проделанном, у нас возникает стойкое ощущение, что, конечно же, не этого мы ждали и хотели три года назад.
И это не о неизбежности разочарования и синдроме высоких ожиданий, которыми привыкли оправдывать любое наше возмущение. Нет. Это скорее о непростительной несоизмеримости жертв, которые мы понесли с изменениями, которых мы добились.
Я говорю мы, имея в виду и себя. Из прошедших трех лет я в парламенте неполных два года, из которых почти год осознанного выбора меньше комментировать, стараться больше делать, используя силу слова только там, где это помогает делу.
Сегодня я бы хотел сказать. На протяжении года мы много раз кричали, что все пропало, ничего не будет и вообще, хорошо бы всех снова снести. Мне кажется, сегодня подходящий день, чтобы сверить часы.
Я не уверен, что «всех снести» и «снова на баррикады» — это то, что нам поможет. В то же время, у меня есть стойкое ощущение, что если все оставить как есть, нас ждет настоящая контрреволюция.
Она будет не в том, что однажды утром мы снова обнаружим на Банковой Виктора Януковича, а в доме правительства — Николая Азарова. И даже не в регионалах, которые могут вернуться в парламент новой широко колонной. Это было бы слишком просто.
Контрреволюция — в ползучем возрождении системы ценностей, которая три года назад привела к Евромайдану. Она в той атмосфере, которая сейчас витает во многих кабинетах, куда под прикрытием политической крыши стремительно возвращаются и крепнут гиены, снова начавшие отнимать бизнес, смеяться в лицо жертвам, звонить судьям и давить на прокуроров.
Контрреволюция — в нежелании тех, от кого зависит возможность радикальных перемен, слышать голос собственных граждан; она в бесконечной уверенности, что люди ничего не видят, ничего не понимают, и если нельзя найти виновных и ответственных, то никто не понимает, кто за чем стоит.
Контрреволюция — в business as usual с теми, кто еще три года назад прямо или косвенно загоняли страну в исторический тупик. В уничтожении вчерашних партнеров и конкурентов рука об руку с «регионалами».
Да, это наша страна, в ней есть разные люди и силы, и часто чтобы что-то построить приходится договариваться с теми, кому в обычной жизни не подал бы руку. Но если три года назад была надежда, что за один стол с жуликами садятся, чтобы рассказать им правила и заставить их по ним жить, то сегодня уже сложно понять, кто кому объясняет правила и передает опыт.
Контрреволюция в том, что все среднее звено управленцев правоохранительных органов, помогавших Виктору Януковичу и его команде не только продолжают работать, но скорее всего останутся на своих местах и будут расследовать (!) преступления прошлого режима, в том числе, убийства на Майдане.
Потому что «дело Януковича» из клятвы «найти и наказать виновных» плавно превратилось в очередной хороший пиар-повод, чтобы заработать политические очки и рейтинги.
Контрреволюция в том, что за три года из государственной службы ушли многие светлые головы, не связанные политическими и коррупционными связями с президентом или партиями большинства. Они ушли не потому что не смогли, не смогли или потеряли доверие общества. Нет.
Некоторых выдавили. Кого-то дискредитировали. Но львиная доля ушедших банально потеряли надежду, перспективу и не были поддержаны в своих инициативах. Сегодня их место постепенно занимают либо понятные, либо лояльные.
Контрреволюция в несоответствии исторического момента в стране с мелочностью тех, кто эту историю пишет. Огромное количество ресурсов, сил и времени уходит не на прорывы и строительство, а на борьбу и преодоление сопротивления, на бюрократов, откровенных жуликов и симулякров.
Наконец, контрреволюция в том, что если ты обо всем этом говоришь, ты автоматически становишься «агентом», «популистом» или «грантоедом». А если повезет еще и «врагом», которого надо срочно дискредитировать, лишив возможностей и поддержки.
Потому что власть и влияние снова пытаются удержать путем манипуляций и обмана, а не открытого и честного разговора с теми, кто так или иначе стоит по одну сторону ценностных баррикад.
И нет, это не болезни общества. Это сворачивание оттепели. Это амнезия тех, кто слишком быстро забыли, как на утро после расстрелов в феврале 2014-го, они от страха готовы были стать на колени и просить у людей прощения.
Что делать?
Во-первых, продолжать оказывать адекватное и профессиональное давление. Любыми способами. Тишина и спокойствие — это то болото, которое может стать могилой всего нашего поколения.
Во-вторых, перестать истерить и начать объединяться. Тех, кто не хочет контрреволюции больше чем, тех, кто ее вольно или невольно готовит. Отбросить то что нас разъединяет и встать рядом.
Тех, у кого высокие требования, много правил и закаливающие амбиции поссорить проще. Гриценко. Демальянс. Саакашвили. Самопомощь. Сила людей. Хвыля. Кто угодно. (не ищите логику, порядок по алфавиту). Все эти имена и бренды живущие по отдельности только приближают реванш. Пора перестать искать бельмо друг у друга, а увидеть, кто по ту сторону.
В-третьих, учиться. Порядок бьет класс. У нас не было возможности это делать раньше — никто себя к такому не готовил. Теперь надо учиться в системе, вне ее, рядом, где угодно и как угодно — у тех, кто знает, умеет; слушать и слышать. Потому что в основе многих наших неудач — провалы наивных и искренних, которым не хватило знаний и опыта.
В четвертых, вспомнить слово «служить». Оно очень простое, но его быстро забываешь. Особенно, когда страшное позади, и началась гонка за результатом, когда адреналин и успех.
Не стоит его забывать. Мой небольшой опыт в политике показывает, что если искренне и по-настоящему отдавать и служить, находятся и ресурсы, и помощники, и возможности.
И самое главное. Не терять адекватность. Здоровый скепсис и ирония куда лучше вечной «зрады» и «дапашливы».
Три года назад на Майдане нас держали решительность и бесконечная вера, что мы вышли и стоим за право дело. В те дни и самым часто задаваемым вопросом было «А что дальше?». Ответа никто не знал, но даже в самые плохие дни мы были уверены, что потом будет, должно быть лучше.
Потому что мы были вместе. Потому что смогли, сцепило зубы, научились служить — друг другу, парню с камерой, медикам, волонтерам, девушке с бутербродами, незнакомцам и даже сбитому с ног перепуганному Беркуту…
Вообще, рецептов нет. Я только знаю, что думать сейчас было бы правильнее о стране, и что это намного сложнее, чем болеть своими амбициями. Как это сделать?
Попробовать заглянуть немного за горизонт и вспомнить, что три года назад только это нас и спасло. Как говорил Ежи Лец, «роды — болезненный процесс, в особенности если человек рождает сам себя, да еще в зрелые годы».