Никогда ранее растление народа не достигало таких масштабов.
В путешествиях по миру мне довелось побывать в нескольких музеях инквизиции, сокрушающих сознание посетителей не просто жестокостью, но невероятной изобретательностью средневековых садистов. Будучи дремучими фанатиками и обскурантами, они всю мощь своего ума направляли на создание изощреннейших орудий пыток, соединявших инфернальную жестокость с абсолютной беспощадностью. Самое ужасное состояло в том, что вся эта жуткая дьявольщина состояла на службе церкви, была ее инструментом и прикрывалась именем и идеалами Иисуса Христа, чьими главными заветами человечеству стали любовь и прощение.
Как человеку, значительную часть жизни прожившему в преступной стране, мне сверлила голову мысль, сколько же непотребств совершено во имя «светлых идеалов» или «победы во всем мире», сколько бессчетных жертв принесено на алтарь «великих идей» или «русского мира».
Самым удивительным для меня было то, что даже после неисчислимых жертв нацизма, сталинизма, маоизма и пр., после геноцидов, голодоморов, дьявольских истреблений целых народов, проблема природы бесчеловечности и садизма не стала стержневой в социальных науках, как это напрашивалось, чтобы предотвратить грядущий апокалипсис.
Хуже того, при всей изученности психики человека и природы его деструктивности вам будет нелегко обнаружить описание феноменов инквизиторского сознания, глубинной природы палачества или дьявольского совращения народа. Даже Эрих Фромм в знаменитом бестселлере «Анатомия человеческой деструктивности» фактически ограничивается простой констатацией того, что «гитлеры кишат вокруг нас» и только обстоятельства не дают большинству из них проявить себя во всю мощь.
Садизм, являясь «наиболее болезненным и опасным среди всех жизненных ориентирований», в психологии обычно характеризуется неким набором врожденных или приобретенных признаков, включая насилие, жестокость, деструктивность, поклонение силе, глубинную потребность убивать.
Возникновение такого типа во многом связано с отчужденными отношениями между людьми, способствующими возникновению враждебности, равнодушия, бесчеловечности; со склонностью к стереотипным моделям поведения, недостатком инициативы; условиями, делающие жизнь рутинной, неинтересной, бесцельной и бессмысленной; с приверженностью механическому порядку, не имеющему ничего общего с разумным, тем более — творческим — устройством жизни. Садистам присущи одуряющая примитивность и сведение запредельного многообразия бытия к примитивным фанатическим установкам. Большинство садистов характеризуются педантизмом, крайней узостью ума, неспособностью к серьезной умственной работе, дьявольским фанатизмом. Внешние проявления вполне заменяют им глубинную сущность: «Всё, что составляет наружность, — пленяет глаз до восхищения; всё, что составляет внутренность, — говорит о беспорядке…» При этом вся их умственная деятельность направлена исключительно на достижение собственной пользы, ради которой «за ценой не постоим».
Инквизиторскому сознанию присущи злобность, злорадство, граничащая с садизмом жестокость, еще — нравственная глухота, абсолютная бессердечность и душевная черствость. Инквизитор не знает сострадания, никогда не сомневался в собственной правоте, его не мучат угрызения совести и он совершенно нечувствителен к страданиям ближних.
Российский психолог Владимир Чиж в работе «Психология злодея» так охарактеризовал одного из своих героев-садистов, графа А.А.Аракчеева: «Сострадание ему было так же чуждо, как и любовь к людям. Для него все человечество было лишь орудием для достижения собственного благополучия; в этом была его сила, достаточно могущественная, чтобы при всем его ничтожестве причинить много зла всей России».
Я хочу обратить внимание на еще одну особенность инквизиторского сознания, упущенную психологами. Это его суперзаразность, инфекционность, так сказать, повальный характер. Когда к власти страной приходят гитлеры, сталины или лысые карлики, они действуют на свои народы приблизительно так, как пандемия. Лучше даже сказать — как пандемия сумасшествия, массового оносороживания людей, столь блистательно описанная Э.Ионеско в «Носорогах». Дрессированный, зомбированный невменяемый народ — таков главный итог этой пандемии.
Первая исследовательница тоталитаризма Ханна Арендт считала последней стадией политического и морального разложения даже не исчезновение совести, а утрату лицемерия, столь открыто демонстрируемую некоторыми мировыми лидерами. Это когда аморализм сбрасывает все маски и циничная ложь становится главным принципом публичного поведения.
Даже написав 10-томное исследование природы тоталитаризма, я не мог глубоко постичь, как стало возможным чуть ли не мгновенное обращение народа Канта, Гёте и Бетховена в тупое злобное стадо, заходящееся от любви к своему фюреру и уничтожающее-крушащее всех такой любви не испытывавших. Многие страны, одна за другой сходящие с ума с появлением «любимых фюреров и вождей» — феномен XX и XXI вв. — могли возникнуть только в условиях духовной пандемии, то есть заражения сознания народонаселения упырями-садистами. В ХХ веке именно инквизиторское сознание привело к людоедскому режиму, поставившему на поток доносы, пытки и смерть, выдающему злодеяния за победы. Масштабы народной гордости стали определяться грандиозностью народных несчастий, а рейтинги лидеров — расти вместе с объемом нанесенного ущерба.
Казалось бы, уроки денацификации Германии должны были продемонстрировать новым фюрерам и инфицированным ими народам ужасающие результаты духовной чумы, которой переболели немцы. Но случилось нечто абсурдное и немыслимое: русские, китайцы, камбоджийцы, вьетнамцы, северокорейцы пошли гораздо дальше немцев: если нацисты уничтожали, главным образом, чужих, то большевики и коммунисты — своих. И — миллионами, десятков миллионов. По данным «Черной книги коммунизма» С.Куртуа, суммарное количество уничтоженных коммунистами соплеменников превысило 100 миллионов. В Средние века феномен инквизиторства был уделом небольших монашеских орденов, в наши дни стал «достоянием» крупных стран и народов, продемонстрировав поразительную неспособность масс извлекать исторические уроки из позорного прошлого.
Свидетельствует А. Бабченко: «В школе, когда я изучал историю, я никак не мог понять, как Германия, целая страна, могла сойти с ума? Как целая страна могла начать травить евреев, устраивать погромы, изгонять, убивать в подворотнях и в итоге дойти до того, что начать сжигать людей в лагерях уничтожения? Я не мог понять, как СССР — целая страна — мог сойти с ума. Как он мог начать писать доносы миллионами, уничтожать людей по классовому признаку, объявлять врагами целые народы и депортировать их. Я был уверен, что это время больше не вернется. Никогда. Сейчас этот процесс сумасшествия я могу наблюдать живьем. На собственной шкуре».
Никогда прежде растление народа не проводилось столь систематически и не достигало таких масштабов. Никогда инквизиторское сознание не было столь эффективным, превращая людей в расходный материал. Всё это самоубийственно. Всё это ведет к брейкдауну государства и к деградации народа.