Есть точная символика в том, что именно в тот день, когда Владимир Путин и Дмитрий Медведев находились в Крыму, пришли новые сообщения об отключениях электроэнергии на аннексированном Россией полуострове. Одно дело – возлагать цветы к мемориалам и посещать оперные фестивали, и совсем другое – добиться инфраструктурных улучшений. Именно этого в Крыму за три с лишним года и не произошло.
Крым и за время пребывания в составе Украины особыми успехами в создании современной инфраструктуры не отличался. И потому, что этими успехами не отличалась вся остальная Украина, и потому, что даже на ее фоне Автономная Республика Крым выделялась засильем криминальных кланов, деливших между собой полуостров до самой русской оккупации, да так и оставшихся у власти и после. В этом, собственно, всегда состояла суть неписанных договоренностей между Киевом и Симферополем: мы не вмешиваемся в ваши дела, а вы обеспечиваете стабильность на территории «кормления». Крымская автономия в Украине была прежде всего автономией криминалитета – и для того, чтобы добиться изменений к лучшему, было достаточно от этого криминалитета избавиться.
Российская аннексия только укрепила позиции криминальных кланов. В то время, как остальная Украина после 2014 года получила реальный шанс измениться, Кремль в буквальном смысле слова законсервировал Крым, оставив его в руках разнообразных аксеновых, константиновых и их московских кураторов. Как руководили полуостровом разнообразные крымские кланы в украинские времена, мы хорошо знаем. Почему что-то должно измениться к лучшему сейчас? Или Крым оказался в составе страны, в которой изжита чиновничья коррупция, население контролирует власть, не пилятся бюджетные деньги, не предоставляются возможности друзьям главы государства? Чем какой-нибудь Ротенберг, получивший возможность освоить деньги на крымский мост, отличается от Януковича-младшего или команды выходцев из Донецкой области, высадившейся в Крыму после 2010 года? О каких переменах к лучшему в Крыму в таком случае может идти речь?
Россия, с точки зрения развития Крыма, сама уложила себя на прокрустово ложе созданных аннексией проблем. Вода из Украины больше не поступает, а это означает, что сельское хозяйство Крыма, которое приобрело современный вид только после передачи полуострова от РСФСР УССР, фактически приказало долго жить. Санкционные режимы Украины и стран Запада практически лишили Крым международного авиационного сообщения, круизов, железной дороги, автомобильных путей с материка, и при этом власти России продолжают говорить о успехах в туристической отрасли. Все, что Крым получал естественным путем через материк, сейчас пытаются обеспечить с помощью разнообразных мостов через море. Но Крым не остров, а полуостров. Можно сколь угодно долго доказывать, что насильственное кормление полезнее привычного приема пищи. Но нужно отдавать себе отчет, что аннексия изменила не только границы, но и естественную связь полуострова с материком. Крым стал «островом» – впервые в своей истории, никогда раньше Перекоп не был для него ни государственной, ни географической, ни инфраструктурной границей.
Но есть еще один вопрос: а хочет ли российское руководство развивать Крым? Нужна ли Владимиру Путину «витрина» его успеха? Похоже, это не Путин, а мы мыслим привычными стереотипами советских времен, когда из ГДР пытались всеми правдами и неправдами сделать «социалистическую конфетку» в назидание Западу. Для российского руководства важно не освоение, а удержание территории. Именно поэтому Абхазия или Южная Осетия лежат в самых настоящих руинах и уж никак не могут служить примером для подражания или хотя бы условной альтернативой для Грузии. В такие же руины «освободители» постепенно превратят и Крым. А Владимир Путин будет, как и раньше, невозмутимо ездить на полуостров – открывать обелиски и посещать концерты. В Абхазию же он ездит.