Базовый доход – инструмент, обеспечивающий общественную поддержку автоматизации.
Учитывая, сколько людей поддерживают безусловный базовый доход, начиная с 33-летнего исполнительного директора Facebook Марка Цукерберга до 90-летнего Нобелевского лауреата по экономике Вернона Смита, вскоре эта идея может стать политическим мейнстримом. Но американцам продают опасную версию концепции безусловного базового дохода – в ее основе лежит ресурсная рента, а не продукт социального консенсуса.
Смит в одной из своих колонок недавно призвал президента Дональда Трампа приватизировать внутригосударственную сеть автодорог, чтобы учредить фонд, который будет платить каждому американцу базовый доход, как, например, Аляска платит каждому жителю штата долю от доходов государства с нефти.
Цукерберг тоже фанат системы дивидендов Аляски (хотя местный фонд платит недостаточно, чтобы это можно было назвать базовым доходом) и считает правильной систему, согласно которой госкомпании отдают часть своих доходов местному населению. Ему нравится эта универсальная система, поскольку, «во-первых, она финансируется за счет природных ресурсов, а не повышения налогов, а во-вторых, исходит скорее из консервативного подхода компактного госаппарата, а не прогрессивных принципов более широкой системы социальной защиты». Это показывает, что базовый доход – идея, которую поддержат обе партии.
Есть еще один мост между идеей Смита и видением концепции ББД Кремниевой долины. «Права на транспортировку наземным транспортом должны распространяться на инновации в области массовых перевозок, когда на дороги выедет транспорт без водителей», – пишет Смит. Приватизированные дороги в таком случае начнут давать доход от сборов, которые будут платить технологические компании, управляющие беспилотным транспортом в мире, где устарело владение автомобилем».
Это связано с идеей, выдвинутой недавно Джоном Торнхилом в Financial Times, что Facebook (предположительно Google и другие компании, зарабатывающие деньги, продавая личные данные своих пользователей рекламодателям) могли бы финансировать схему базового дохода, чтобы вернуть часть денег, которые они получили, продавая эти данные.
Масштабы, смелость и изобретательность соединения в одно целое нескольких процессов – перестройки физической инфраструктуры (по мнению Смита, частные собственники с этим справятся лучше, чем власть), ренты, собранной с растущей цифровой инфраструктуры, и ответ безработице, порожденную технологиями (Илон Маск, Цукерберг и другие сливки Кремниевой долины по этой же причине поддерживают идею безусловного базового дохода) – потрясают. Но некоторые отмечают, что в итоге получается замкнутый круг: «Получается, что граждане получают базовый доход, чтобы оплатить инфраструктуру, доходы с которой потом возвращаются в банк, из которого выплачивается базовый доход», – недавно написал Евгений Морозов, исследователь социального влияния технологий.
Для сторонников мышления Кремниевой долины, безусловный базовый доход – инструмент, который может обеспечить общественное согласие на идею автоматизированного будущего, в котором люди в основном полезны в роли покупателей, а не рабочих. Они говорят нам, что это будущее неизбежно, но бояться нечего, потому что собственники машин позаботятся о нас, как о важных акционерах.
«По мере роста производительности при продолжающейся автоматизации, должен расти и базовый доход, как своего рода дивиденды с процветания, – написал недавно один из основных идеологов долины Скот Сентенс. – В первую очередь базовым должно быть право каждого гражданина-акционера на огромное богатство автоматизированной страны».
Такой взгляд во многом отличается от того, что обсуждается в Европе, в частности в Нидерландах и Финляндии, где проходит пилотный проект реализации концепции. Конечно, идеи о безусловном доходе Кремниевой долины тоже витают в воздухе: например, проигравший кандидат в президенты Франции Бенуа Амон выступал за налог на роботов для финансирования базового дохода. Эти схемы предполагают финансирование из налогов – как результат консенсуса в том, что общество должно покрывать основные потребности всех своих членов. Основная идея не в том, чтобы предложить людям утешительный приз, дабы они приняли тот факт, что их услуги больше не нужны. Нефтяной фонд Аляски не вдохновляет эти эксперименты, потому что они предполагают активный обмен, а не пассивную аренду ресурсов, будь то нефть, инфраструктура или личные данные.
Мне подход совместного использования кажется менее унизительным и дегуманизирующим, чем выплаты по своего рода ренте. Это больше связано со стиранием неравенства, чем с попыткой заставить людей принять доминирование (и связанную с этим благотворительность) элиты из собственников машин. Это гарантирует, что гражданам задают вопрос о механизмах перераспределения (например, налоговых ставках и использовании доходов из них), а не просто бросают кость, чтобы сохранить мир.
По правде говоря, людям и странам не нужно принимать будущее, в котором небольшая группа компаний – и давайте посмотрим правде в глаза, успешные технологические компании стали маленькой олигополистической группой – контролирует плоды того, что они называют прогрессом. Им надлежит платить налоги и регулировать монополии и олигополии. Например, непрозрачный бизнес цифровой рекламы недооценивается и, возможно, основывается на ложных утверждениях о размерах аудитории. Уничтожая схемы уклонения от уплаты налогов технологических компаний и гарантии того, что они платят налоги так же, как и все, могут упростить финансирование системы безусловного дохода.
На этом этапе регуляторы и законодатели не должны бояться задушить технологические инновации. Даже если процесс немного замедлится в результате разрушения монополий, ликвидаций налоговых лазеек и применения традиционного регулирования промышленности для технологических предприятий, которые не хотят быть частью традиционной индустрии – это не страшно. Нет смысла спешить навстречу мрачному будущему, которое не станет слаще от выплат безусловного базового дохода в формате Аляски.