Травля инакомыслящих – свидетельство беспомощности российского государства.
В русской литературе есть три провидческих романа, упредивших будущее страны: «Бесы» Федора Достоевского, «Грядущий хам» Дмитрия Мережковского и «Мелкий бес» Федора Сологуба. Увы, по известным причинам они находятся в литературной тени, а раньше вообще находились под цензурным запретом.
Кстати, Европа стала процветающей и демократической именно потому, что лучшие произведения выдающихся европейских писателей, сурово развенчивающих свои страны и народы (Данте, Шекспир, Гонгора, Мильтон, Ницше, Гейне, Гамсун, Стриндберг, Джойс, Ионеско, Беккет), европейцы выбрали в свои учителя, а не скрывали их жесткую критику в спецхранах. А Россия находится там, где находится, потому что посылала Достоевского на эшафот, Толстому присылала посылки с веревкой и мылом, а диссидентов засовывала в лагеря и психушки.
Ущерб величию страны, патриотизму, государственной культурной политике и лично страшно сказать кому наносят не критика или инакомыслие, а сокрытие правды. История красноречиво свидетельствует о том, что именно в тот момент, когда власть или ее прислужники объявляют правду клеветой, начинается падение всего — уровня жизни, экономики, науки, морали, совести. Ярчайшие тому примеры — нынешняя Россия, Куба или КНДР, как и обратные свидетельства быстрого экономического и культурного подъема стран Восточной Европы и Прибалтики, преодолевших тоталитаризм, диктаторские режимы и мелочные запреты недоумков при власти.
Когда правящий класс и его обслуга неспособны строить и созидать, они запретами и цензурой подменяют или имитируют политическую деятельность. Нынешняя российская номенклатура и ее обслуга, способная только на угодническую имитацию, гробят любую политику и любое строительство.
В начале 60-х я впервые начал работать в спецхранах самых крупных библиотек страны. Это был настоящий шок: все лучшее в мировой культуре находилось в сейфах спецхранов, недоступное для читателей. Причем не только труды великих философов, западных писателей, политологов, но и запретные книги Маркса и Энгельса, ярых критиков России, самого Ленина, троцкистов и бухаринцев, периодика ранних лет советской власти — Оруэлл в действии. Причем даже читатели с допуском вроде меня не могли пользоваться сокрытой от народа сокровищницей информации, на каждую книгу или статью необходим был отдельный допуск.
Цензура, травля инакомыслящих, ликвидация текстов — свидетельства беспомощности российского государства. Все это неэффективно и опасно, потому что подменяет запретами и произволом понимание, целеполагание и созидание. Из огромного опыта бесконечных запретов мы прекрасно, знаем, чем это всегда заканчивается и в очередной раз кончится в России.
Мне вспоминаются времена создания в СССР атомной бомбы, когда цензурировались даже не политические статьи, а разделы физики (теория относительности и квантовая механика), без которых атомное оружие создать было невозможно. Потребовалась жалоба академика Курчатова, дабы преодолеть достойное средневековья научное мракобесие.
Академик Петр Капица огромные усилия потратил на преодоление научной цензуры в СССР. Приведу наиболее яркие примеры. После своего возвращения из Англии на родину с подаренным Резерфордом научным оборудованием, в ленинградском порту ящики с дорогостоящими приборами кембриджской лаборатории, предназначенные для строящегося в Москве Института физических проблем, были арестованы по той причине, что при их упаковке использовались старые английские газеты. Бдительный цензор ленинградской таможни задержал груз. Потребовалось вмешательство «высоких чинов», дабы остановить цензорский произвол.
Хотя даже в СССР существовал запрет на цензуру поступающих в страну научных книг и журналов, Капица жаловался секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову на тупоголовость отечественной цензуры, «зверски уродующей» поступающие физические журналы: «Посылаю Вам номер журнала «Нейчур», зверски изуродованный нашей цензурой». Даже в 1980 году Капица вынужден был обращаться с личным письмом к члену политбюро ЦК КПСС, председателю Комитета государственной безопасности СССР Андропову. В этом письме Андропову Капица писал: «То, что делают наши органы цензуры, выглядит так, как если бы на Олимпийских играх нашим бегунам привязывали бы к ногам гири или борцам связывали руки… О вреде, приносимом цензурой, я говорил в Академии наук с вице-президентом академиком П.Н.Федосеевым, а также у нас в институте с Вашим ответственным работником тов. В.В.Д-м. Я напомнил им, что еще давно был декрет Ленина об освобождении академиков от цензурных ограничений. Эти товарищи скорее сочувственно отнеслись к моим жалобам и не пытались оправдывать наши цензурные ограничения. На этом все кончилось, и журналы продолжали кастрировать».
В нынешней России мы сталкиваемся с совершенно новой разновидностью цензуры, которую я бы назвал «цензурой быдла». Речь идет о создании нездоровой истерии вокруг наиболее продвинутых художников, упреждающих свое время. По словам режиссера Павла Лунгина, «сейчас цензура спущена вниз, она канализирована. И самые непродвинутые, непросвещенные и темные слои населения могут учить художников… это люди очень дурно и малообразованные, ничего не читавшие, ничего не знавшие, которые живут во власти, так скажем, каких-то начетнических истин. Ну и что? У нас каждая кухарка может управлять государством». И еще: «Они будут жечь, поджигать кинотеатры, готовы жертвовать жизнью. Такой какой-то «православный шахидизм», который вдруг стал возникать, — вот это меня пугает очень сильно. Мы встречаемся с явлением, которого у нас еще не было. У нас были разные явления. У нас были посадки, были аресты, была травля социальная, изгоняли из союзов писателей. Но вот такого движения снизу — снизу культуры, снизу каких-то слоев мещанского, городского населения, вот оттуда, снизу такая пена поднимается, — этого еще не было».
Впрочем, было и такое. Знаменитые чаадаевские «Философические письма» — настоящий вопль правды в стране рабов — встретили «общее негодование в публике», а московские студенты пошли к попечителю университета графу Строганову оружия требовать, чтобы вступиться за поруганную честь России. Маркиз де Кюстин, путешествовавший тогда по России, поведал европейцам про сей «негодующий хор всего общества», указывавший, как «непросто будет наказать клеветника, ибо в самой Сибири не найдется такого рудника, который был бы достоин принять нечестивца, предавшего православного Бога и предков».
Обращают на себя внимание участившиеся наезды российских гопников на искусство, на театр, на литературные сайты, на книги писателей модернистов. Все эти наглые, агрессивные, экстремистские, противозаконные действия прикрываются словами о нравственности, морали или «патриотизме». Самые выдающиеся художники страны, считавшие цензуру проклятием и многовековым позором отечественной культуры, характеризуют «цензуру быдла» как мерзость, идущую на руку только нашим врагам. «Потому что словами о нравственности, Родине, народе и патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели».
Константин Райкин уже просто вопит: «Не верю я этим группам возмущенных и обиженных людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены. Не верю! Верю, что они проплачены. Так что это группки мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за нравственность. Когда мочой обливают фотографии — это что, борьба за нравственность, что ли? Я сейчас слышу: «Это чуждые нам ценности. Вредно для народа». Это кто решает? Это они будут решать? Они вообще не должны вмешиваться». Они должны помогать искусству, культуре.
Человечество всегда делилось на две неравные группы — неофилов-подвижников, рожденных познавать, созидать, одухотворять, творить новое, и неофобов, самой своей природой обреченных на копирование и непонимание самых элементарных вещей. Быдло, йеху, плебс, чернь, отребье, гопота — опора всех зверских режимов на планете Земля в силу своей некритичности, сверхвнушаемости, рабской покорности, сервильной зависимости и агрессивности. Быдло не может деградировать, потому что эти качества врожденны, а мозги устроены таким образом, что для него не существует убедительных аргументов, смыслов, ценностей и достойных примеров. Быдло инстинктивно, живет исключительно по принципам кнута и пряника, еще — страхов и стимулов.
Падшие люди обычно пробуют найти кого-то к кому прицепиться, присосаться, чтобы за его счет выжить. Они полностью зависимы от тех, за чей счет они живут, и эта зависимость вызывает в них дикий страх — страх зависимости, страх потерять то, что позволяет выжить, страх самостоятельности, страх стать ненужным и страх от сознания того, что один он не сможет существовать. Такие люди перестают ценить себя и, соответственно, не способны ценить других. У них нет опоры в себе, нет опоры в друзьях, нет опоры в компетенции, а только первобытный страх стать ненужным никому и панические попытки вцепиться за кого-то, зацепиться за что-то, что делает человека нужным.
Существование и массовость гопников используют все диктаторские и тоталитарные режимы для того, чтобы гнобить народы их собственными руками. Нынешний российский режим держится исключительно на мерзавцах. В наши дни уже нет необходимости в массовых репрессиях, потому что психологически жизнь среди йеху — это отравленная жизнь. И мы это видим из повседневных российских событий.